Алина Борисова - Край забытых богов[СИ]

— Но какой диалог возможен между всесильным существом и песчинкой?

— Неравный. Но когда у песчинки есть цель, она найдет способ заставить себя услышать. Она будет сражаться, откупаться, торговаться, льстить — но пытаться добиться своего.

— И что же, добьется?

— Иногда. Почти невозможно заставить богов передумать, но порой бывает достаточно понять, что они хотят.

— Вот последнее совсем не поняла. Если ты понимаешь, что боги хотят совершенно для тебя неприемлемое…

— То это повод задуматься, а не стоит ли тебе самой измениться. И неприемлемое станет приемлемым, и жизнь станет проще и легче.

Мы сидим на диване в его гостиной, за окном льет дождь, в камине потрескивает пламя. Он, как водится, в белом. А я сама себе напоминаю фарфоровую куклу. Такая же хрупкая. И такая же нарядная. Лоу заказывал для меня потрясающе красивые платья, одно другого краше и в огромных количествах. Рюши, оборочки, пышные нижние юбки. Это были платья для куклы–принцессы. По моде столетней давности. А то и двухсотлетней. Подозреваю, тех самых времен, когда юный вампир еще мечтал о Стране Людей и живущих там людях. Настоящих. Когда еще верил, что нас действительно облаготельствовали.

И вот теперь я, видимо, должна была заменить ему их всех. Несбывшихся его людей. Пусть. Это была такая малость — за его тепло, его доброту, его заботу. Да и платья были — просто волшебно красивы.

А вот стихов он мне не читал, в любви не признавался, томных намеков не делал. То ли потому, что я слишком уж плохо выглядела, несмотря на все наряды. То ли понимая, что мне сейчас подобное — ну вообще никак, только неловкость буду чувствовать, ведь живу в его доме, на его деньги, наверное как бы… должна. Но он умел быть тем, кто нужен сейчас. А мне был нужен учитель и друг, и потому я никогда не узнала, будоражили ли его в ту осень сексуально–гастрономические фантазии на мой счет, или же ему вполне хватало тех вечеринок в Араке, а может, и еще дальше, с которых он возвращался прямо–таки лучащийся сытостью и довольством.

И мог бесконечно долго сидеть со мной у камина, рассказывая истории, отвечая на вопросы. А я разглядывала бегущее по поленьям пламя и вспоминала храм. Где был огонь, огонь, огонь…

— И все же, я не понимаю, Лоу. Почему я «вошла» в тот храм? И ведь он меня звал, манил. Я, как увидела тот вулкан, просто остановиться не могла. Анхен сказал, магии во мне не осталось. Совсем. Но ведь огонь–то он должен был бы почувствовать!

— А огня в тебе нет, малыш.

Качаю головой. Не совпадает.

— Но он сказал, храм поманит, если в тебе есть сила его стихии. И он поманил. Да и внутри — я же огонь там видела. Видела, чувствовала. Я через огонь… до того шамана дошла. А в храм воды я, наоборот, даже войти не смогла.

— Эльвийская кровь, попытки Анхен влить в тебя силу, — пожимает плечами Лоу. — Магии как таковой в тебе нет, но способность ощущать ее присутствует. А храм воды… видишь ли, малыш, это эльвины делят храмы по стихиям. Люди ощущают их иначе. Как мужские и женские. И тот храм на Озере Жизни — он мужской. Ни одна человеческая женщина войти туда не может. Вернее, может, но проблемы потом будут. Со здоровьем, с деторожденьем. Что–то там завязано на полярность энергетических потоков, мне сложно объяснить, эльвины этого не чувствуют, нам все равно. Но вы создания этой земли, вы тоньше с ней связаны, у вас очень многое иначе. Я много лет в этом разбираюсь, но так до конца и не разобрался. Вот именно потому, что так, как люди, я эту землю не чувствую… А вот ты — ты почувствовала. Не как наделенная магией эльвийка. Скорее уж как наделенный даром человек. Недаром тот дух шамана к тебе явился. Ведь он тебя принял, Ларис. За свою, за шаманку.

— Только я его не понимала, — вздыхаю печально. — Мне казалось, вот–вот пойму, а все не понимала. А потом ты пришел. Ты понимал, что он говорит? Ты знаешь его язык?

— Да.

— А ты меня научишь? Расскажешь? Объяснишь? Что за дар, откуда?

— Дар? Видимо, молния, что ударила в дерево, а попала в тебя. Анхен был прав, она замкнула энергетический контур. Но еще она дала тебе способности, что встречаются у людей, но лишь крайне–крайне редко. Дикари говорят, это Дар от Высокого Неба, — я не очень его поняла, и он постарался мне объяснить. — Дар бывает врожденным, его получают по наследству, по крови. А бывает — он пробуждается внезапно, благодаря воздействию стихии, вот как у тебя. И тогда говорят, что человека одарило небо.

— Но чем одарило, Лоу? И что я теперь могу?

— В твоем нынешнем состоянии, Лар, видеть красивые сны — это вершина твоих возможностей, — улыбается вампир. — Но когда вернутся силы и здоровье — будем изучать. Знаешь, я много лет разбирался в их традициях, верованиях, обрядах, даже несколько книг написал, потом найду для тебя, почитаешь…

— Я почитаю, конечно, вот только… Зачем тебе все это? Зачем тебе в этом вообще было разбираться? Ты эльвин, вампир. Что тебе люди, тем более дикие? Еда, ты сам говорил, что предпочитаешь их.

— Я вампир, Ларочка, и мне нужна еда. И я коэр, единственный, что остался у моего народа. А мой народ гибнет на этой земле и с этой едой. И все знания нашего прежнего мира не помогают. Мне нужна информация, Лара. Знания этого мира, изначальные, уже почти утерянные. И не моя вина, что эти знания заключены в тех же телах, что и еда, которая для меня предпочтительней.

— Но ваш народ проклял и богов, и коэров, — вспомнился Каэродэ и то, как отзывались там о моем собеседнике.

— Поэтому я должен смотреть, как мы все здесь сдохнем? — это вырвалось чуть импульсивней, чем, возможно, планировалось. Вопрос, видимо, для него больной, и очень.

Но, вынужденная жить среди них, ощущая себя временно любимой куклой, в которую играют, пока играется, а там, глядишь, снова выкинут, мир я видела чуть иначе.

— А я бы взглянула, — вырвалось прежде, чем успела подумать. Ведь едой–то им служим мы. — Нет, Лоу, я не желаю вам смерти! — поспешила исправиться, наткнувшись на его взгляд. — Тебе и… и даже ему. Но так бы хотелось однажды проснуться, открыть окно — а вампиров нет. Ни одного, совсем. И люди больше не делятся на диких, домашних и окультуренных. Просто люди. Не рабы, не еда.

Усмехается только.

— И часто ты светлейшего авэнэ такими мыслями радовала? Не удивительно, что он от тебя на войну сбежал.

— Прости.

— Да перестань, я ж не авэнэ. Я понимаю, что если он позволил части людей носить одежду и ходить в школу, то это еще не повод его обожествлять. Я говорил о другом. Нам не обязательно дохнуть. Мы могли бы просто уйти. Во вселенной много миров, где–то есть и для нас.

— Так почему не уйдете?